Дон Кихот. Часть 2 - Страница 110


К оглавлению

110

Губернатор наклонил свой жезл, а старик отдал свою трость другому старику, прося его, как будто бы она, очень его стесняла, подержать ее, пока он будет присягать; затем он положил руку на крест жезла и сказал: «Правда, что явившийся на суд дал мне взаймы десять золотых, которые от меня требует, но я их отдал ому из рук в руки, и он спрашивает их с меня снова каждую минуту только потому, что не обратил на это внимания». Тогда славный губернатор спросил кредитора, что он может ответить на сказанное его противником. Тот отвечал, что должник его, вероятно, сказал правду, потому что он считает его добросовестным человеком и хорошим христианином, что должно быть он сам забыл, когда и как совершилась уплата, но что впредь им больше ничего не станет с него спрашивать. Должник взял свою трость, наклонил голову и вышел из залы.

Увидав, что он без церемонии уходит и обратив внимание на безропотность истца, Санчо склонил голову на грудь и, доложив указательный палец правой руки вдоль носа и обеих бровей, оставался в размышлении несколько мгновений, потом поднял голову и велел позвать старика с тростью, который успел пока скрыться. Его привели, и Санчо, только что он показался, тотчас сказал ему: – Дайте мне эту трость, добрый человек, она мне нужна.

– Очень охотно, – отвечал старик, – вот она, – и он отдал ее в руки Санчо. Тот ее взял и, протянув ее другому старику, сказал ему: «Ступайте с Богом, вот вам уплата».

– Кому? мне, господин? – воскликнул старик, – разве эта трость стоит десять золотых?

– Да, – отвечал губернатор, – или я грубейшее животное в мире, увидим, достаточно ли у меня мозга, чтобы управлять целым королевством.

Тогда он приказал, чтобы трость была сломана в присутствии всей публики, что и было сделано, и внутри камыша оказалось десять золотых. Все присутствующие были поражены и стали считать своего губернатора новым Соломоном. Его спросили, отчего он предположил, что в этой трости должны были оказаться десять золотых. Он отвечал, что когда старик передал свою трость противной стороне на время, пока будет присягать, и поклялся, что должно и действительно отдал десять золотых, потом присягнувши обратно взял свою трость, он, видя все это, подумал, что в трости и должна заключаться уплата, которую с него требовали. «Отсюда, – прибавил он, – можно вывести заключение, что тех, кто управляет, будь они хоть дураки, Господь иногда милостиво направляет в их суждениях. Впрочем я когда-то слышал подобную историю от нашего деревенского священника, а память у меня такая хорошая, такая полная, что если бы в большинстве случаев я не забывал как раз то, что мне нужно вспомнить, на всем острове не было бы лучшей памяти». Кончилось тем, что оба старика ушли, один сконфуженный, другой вознагражденный, а все присутствующие остались в удивлении. А тот, чья обязанность была записывать слова, действия и даже движения Санчо, никак не мог решить, считать ли и изобразить его дураком или мудрецом.

Только что окончился этот процесс, как в залу явилась женщина, держа обеими руками человека, одежда которого выдавала в нем богатого собственника стад. Она вбежала с ужасными криками: – Правосудия, – кричала она, – правосудия, господин губернатор! Если я не найду его на земле, я пойду искать его на небе. Господин губернатор души моей, этот злой человек застал меня среди полей и воспользовался моим телом, как будто бы это была грязная тряпка. Ах, я несчастная! Он отнял у меня сокровище, которое я хранила более двадцати трех лет, защищая его от мавров и христиан, от здешних и чужестранцев. Это ужасно, что всегда твердая, как ветка плюща, я сохранила себя неприкосновенною, как Саламандра в огне или как ткань среди кустарника, и только для того, чтобы эта скотина пришла и взяла меня своими чистыми руками.

– Еще надо проверить, – сказал Санчо, – чистые ли или грязные руки у этого молодца, и, обратившись к нему, он потребовал, чтобы тот отвечал на жалобу этой женщины. Ответчику, весь смущенный, сказал: – Добрые господа, я – бедный свинопас, и сегодня я ушел отсюда, так удачно продав, с вашего позволения, четыре свиньи, что на городской сбор, соляной налог и другие обманные штуки с меня взыскали почти столько же, сколько я получил с продажи. Возвращаясь в свою деревню, я встретил на дороге эту дуэнью, и черт, который повсюду суется, чтобы все спутывать, заставил вас пошалить друг с другом. Я заплатил, сколько следовало, но она, недовольная много, схватила меня за горло и не отпускала, пока не привела сюда. Она говорить, что я совершил над нею насилие, но она лжет, даю в том клятву и готов принять присягу. И вот вся правда до последней ниточки.

Тогда губернатор спросил его, есть ли при нем какие либо деньги крупной монетой. Тот отвечал, что у него в кожаном кошельке есть до двадцати дукатов. Санчо приказал ему вынуть кошелек из кармана и отдать его целиком истице. Он повиновался весь дрожа; женщина взяла кошелек и с тысячью поклонов всем присутствующим и, молясь Богу за жизнь и здоровье господина губернатора, берущего под свою защиту молодых и бедных сирот, вышла из залы, обеими руками сжимая кошелек, впрочем, раньше уверившись в том, что в нем действительно находятся золотые монеты.

Только что она вышла, как Санчо обратился к пастуху, который заливался слезами и сердце которого и глаза следовали за его кошельком: «Бегите, любезный, за этой женщиной и возьмите у нее назад кошелек, хочет она этого или нет, а потом возвращайтесь с нею вместе. Санчо не пришлось повторять своего приказания, потому что пастух вылетел из залы как стрела, чтобы сделать то, что он ему велел. Все зрители остались в недоумении, дожидаясь конца процесса. Чрез несколько мгновений мужчина и женщина возвратились, еще крепче сцепившись и схватившись, нежели в первый раз. У женщины платье было подоткнуто, и кошелек всунут между колен. Мужчина изо всей силы старался вырвать его у нее, но она так защищалась, что это оказывалось невозможным. – Защити меня Бог и люди! – кричала она во весь голос. – Смотрите, господин губернатор, как мало стыда и страха у этого негодяя и изверга: среди города, среди улиц, он хотел отнять у меня кошелек, который ваша милость велели мне дать.

110