Дон Кихот. Часть 2 - Страница 36

К оглавлению

36


Карраско взял на себя эту роль, а в оруженосцы к нему вызвался поступить Томе Сесиал, кум и сосед Санчо Панса, весельчак и забавник. Самсон вооружился, как выше было передано, а Тоне Сесиал наклеил на свой естественный нос еще накладной нос из картона и разрисовал его, чтобы не быть узнанным своим кумом, когда они встретятся. С намерением они поехали той же дорогой, что и Дон-Кихот, и едва не поспели вовремя к приключению с колесницей Смерти. Наконец они настигли обоих путешественников в лесу, где с ними случилось все то, что благоразумным читателем прочитано; и если бы не расстроенный мозг Дон-Кихота, который воображал, что бакалавр не есть бакалавр, господин бакалавр навсегда лишился бы возможности получить свое лиценциатство за то, что не мог найти даже гнезда там, где рассчитывал поймать птиц.

Тоне Сесиал, увидав неудачу их доброго намерения и плачевный конец путешествия, сказал бакалавру:

– Положительно, господин Самсон Карраско, мы получили то, что заслужили. Легко выдумать и начать предприятие, но по большей части не так легко кончить его. Дон-Кихот сумасшедший, мы – люди в своем уме; а между тем он удаляется, смеясь и в добром здоровье, а вы остаетесь в печали и разбитый. Интересно теперь, с вашего позволения, знать, кто более безумен: тот ли, кто сошел с ума не по своей воле или тот, кто сходит с уха добровольно?

– Разница между этими двумя сумасшедшими, – отвечал Самсон, – та, что сумасшедший поневоле таким навсегда и останется, а добровольный сумасшедший перестанет им быть, как только захочет.

– Таким образом, – возразил Тоне Сесиал, – я был сумасшедшим по своей воле, когда захотел сделаться оруженосцем вашей милости, а теперь по той же воле хочу перестать им быть и хочу возвратиться восвояси.

– Как хотите, – отвечал Карраско, – но думать, что я возвращусь к себе прежде, нежели исколочу палкой Дон-Кихота, все равно, что ждать рассвета в полночь. И искать я его теперь буду не для того, чтобы возвратить ему рассудок, а чтобы отомстить за себя, потому что сильная боль в боках не дает мне вести более милостивые речи.

Так препираясь, оба спутника подъехали к одной деревне, где имели великое счастье найти алгебриста, который и перевязал раны злосчастному Самсону. Томе Сесиал покинул его и возвратился домой, а бакалавр остался для приготовления в своей мести. И история, которая в другое время снова о нем заговорит, займется теперь Дон-Кихотом.

Глава XVI
О том, что произошло между Дон-Кихотом и скромным дворянином из Ламанчи

В радости, сиянии и гордости, о которых была уже речь, Дон-Кихот продолжал ехать, воображая, благодаря недавней победе, что во всем свете в то время не было рыцаря храбрее его. Все приключения, какие впредь случатся с ним, он считал как бы уже конченными и благополучно завершенными; он уже ни во что не ставил волшебников и всякие волшебства; он уже забыл о бесчисленных палочных ударах, полученных их во время его рыцарских похождений, забыл о каменном дожде, который вышиб у него половину зубов, о неблагодарности каторжников, о дерзких побоях дубинами, которыми угостили его янгуэзские погонщики мулов. В конце концов, он про себя стал думать, что если бы ему найти какое-нибудь средство, какое-нибудь изобретение, чтобы снять чары со своей дамы Дульцинеи, он не позавидовал бы величайшему счастью, которым пользуется или мог пользоваться счастливейший из странствующих рыцарей прошедших – времен. Он ехал весь поглощенный этими приятными мечтами, когда Санчо сказал ему:

– Не странно ли, господин, что у меня все еще пред глазами этот ужасный нос, этот безмерный нос моего кума Тоне Сесиала?

– Уж не думаешь ли ты, Санчо, – отвечал Дон-Кихот, – что рыцарь Зеркал был бакалавр Карраско, а его оруженосец – Тоне Сесиал, твой кум?

– Я не знаю, что сказать на это; – возразил Санчо. – Я знаю только одно, что приметы, которые дал он мне о моем доме, моей жене и моих детях, никто кроме него и звать не мог. Что касается лица, то если снять нос, право, это было лицо Томе Сесиала, как я его видел тысячи тысяч раз в вашей деревне, где мы живем стена к стене, и голос его тот-же.

– Будем рассудительны, Санчо, – заговорил Дон-Кихот. – Слушай и отвечай мне: кому может прийти в голову, чтобы бакалавр Самсон Карраско отправился странствующим рыцарем, снабженный наступательным и оборонительным оружием, сражаться со мною? Разве я был ему врагом? давал я ему случай почувствовать ко мне неприязнь? был я ему соперником, или действует сам он оружием, чтобы завидовать славе, которую я приобрел?

– А что сказать, господин, по поводу того, – сказал Санчо, – что этот рыцарь, кто бы он ни был, так похож на бакалавра Карраско, а его оруженосец Томе Сесиал на моего кума? А если это чары, как ваша милость говорите, то разве на свете нет других двух человек, на которых эти двое могли бы быть похожи?

– Все это уловки и махинация злых волшебников, которые меня преследуют. Предвидя, что я останусь в битве победителем, они так устроили, чтобы побежденный рыцарь показал мне лицо друга моего, бакалавра, дабы дружба, которую я к нему питаю, поместилась между его горлом и острием моего меча, успокоила справедливый гнев, которым воспламенено было мое сердце и оставила жизнь тому, кто прельщениями и вероломством пытался лишить меня жизни. Если тебе нужны доказательства, ты уже хорошо знаешь, о Санчо, по опыту, который не мог тебя обмануть, как легко волшебникам изменять одни лица в другие, делать красивым то, что безобразно, и безобразным то, что красиво: ты всего два дня тому назад собственными глазами видел прелести и очарования несравненной Дульцинеи во всей их чистоте, во всем их естественном блеске, а я увидел ее уже безобразною и грубою крестьянкой с гноем под глазами, дурным запахом изо рта. Удивительно ли, если злой волшебник, осмелившийся совершить такое отвратительное превращение, сделал тоже самое с Самсоном Карраско и твоим кумом, чтобы вырвать из моих рук славу победы? Но все равно, я утешен, потому что, какую бы физиономию он ни принял, я остался победителем своего противника.

36